ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
Георгий Ефремов поэт, переводчик с литовского, публицист. Переводил М. Мартинайтиса, Ю. Марцинкявичюса, С. Йонаускаса, А. Малдониса, А?Балтакиса, литовские дайны и др. Лауреат премии журнала "Дружба народов", премии имени Ю. Балтрушайтиса за заслуги перед литовской и русской культурой и премии "Мэтр перевода".
Когда вы поняли, что вам интересен художественный перевод? Кто или что подтолкнуло вас к этому занятию?
Среди знакомых моих родителей было много интеллектуалов, которые, по всей видимости, под ударами судьбы стали переводчиками художественной литературы. Со многими из них я дружил, с теми, кто в живых, дружу до сих пор. Я, по счастью, был близко знаком с Д. Самойловым и даже работал его секретарем два года. Кроме всего прочего, я влюбился в девушку, которая перевернула всю мою судьбу. Она литовка, я стремился поразить ее воображение и выучил литовский язык. Любовь моя была так сильна, что по окончании школы я уехал в Литву. Поступил в Вильнюсский пединститут и, когда бродил кругами вокруг ее дома, обнаружил табличку "Издательство". Там сидела замечательная женщина, я ей сказал: "Я писатель, надо меня печатать!" Мне было семнадцать лет, я еще ничего не написал, но понимал, что обязательно напишу, ведь было столько идей!.. В издательстве мне сказали: "Вот тебе четыре стихотворения молодого поэта, переведи, а там посмотрим". Тексты мне неожиданно очень понравились, автор был немногим старше меня, до этого я о нем не слышал. Недели через две принес переводы. "Знаешь, неплохо", сказали мне и познакомили с автором. Мы с ним долго сидели над русскими текстами, с этого момента началась дружба-работа. Мне очень повезло: человек, которого я перевел, оказался поэтом высочайшего уровня, такой литовский Блок Йонас Стрелкунас. Второй поэт такого же масштаба, известный еще больше, которого я открыл для себя, а потом и для своего круга, это Марцелиюс Мартинайтис.
Насколько продуктивно для вас общение с авторами?
На двести процентов. Литва меньше Московской области, но это страна. В ней несколько этнических зон, и я всю жизнь стараюсь гнездиться в одном ее сельском углу это северо-восток Литвы Аукштайтия. Там в употреблении много местных словечек, особенно полонизмов, некоторые так походят на русские, но часто несут противоположное значение, и я на этом все время попадаюсь. Когда разыгрывается воображение, любой нелепости находишь объяснение. Слово понял неверно, остальное додумал, а дальше все объясняется через него, а потом выходит, что исковерканы текст и контекст и надо все исправлять.
Как вы выбираете текст для перевода? Чаще вам заказывают или вы обращаетесь в издательство с предложением, или автор к вам обращается?..
Надо провести грань: жизнь до 1993 года и после. Тогда были заказы, но мало кто откликался на твои предложения. Сейчас практически никаких платных заказов, все качественно другое. Если наложить две эти реальности одна на другую, совместятся десять процентов, и они самые лучшие. Теперь так: прочитал текст, и начинаешь его переводить, независимо от того, есть заказ или нет. До 1993-го такое тоже бывало, но работа по договорам отнимала свежесть и время, ведь надо было заработать на жизнь у меня довольно рано появились дети. Так мы и жили то пусто, то густо.
Как сейчас обстоит в Литве дело с художественным переводом с литовского на русский и наоборот?
В самой Литве? Практически никак. Недавно таллинский журнал "Вышгород" решил представить на своих страницах современную антологию литовской литературы по-русски. Ведь эстонцев, знающих литовский язык, практически нет. На бытовом уровне в магазине, на пляже поговорить по-русски могут многие, но перевести серьезную прозу уже никак. Так что русский язык в очередной раз исполнил роль средства межнационального общения. Но боюсь, что через десять пятнадцать лет и с русскими переводами там будет то же самое голое поле. К этой ситуации я сам в какой-то степени причастен. С 1991 по 1996?год я вел в Литературном институте семинар переводчиков с литовского языка. Сейчас одна из бывших моих студенток переводит нехудожественные тексты с немецкого, двое уехали в Вильнюс, четвертая то ли в Баку, то ли в Ереван. Занимаются достойными делами рожают и воспитывают детей.
Ваша семья была связана с литературой?
Я сын двух учителей русского языка, они всю жизнь преподавали. Отец родился в Одессе, мама в Ташкенте, в 1930-м они попали в Москву, где впоследствии я и появился.
Что для вас перевод?
Могу красиво сказать: форма самопознания. Часто, читая стихи, мы ленимся понять, почему они нас так потрясли. Что здесь работает? Когда переводишь, без этого нельзя. Через три-четыре года после того как я начал серьезно переводить, понял, как меня это затягивает. Вот сейчас сяду за стихотворение и начну разбираться: что тут за рифма такая? Какие гласные-согласные соседствуют? Есть замечательный признанный поэт, на поколение моложе меня, Айдас Марченас. У меня была мечта, которая отчасти осуществилась, перевести и издать его книжку. Он очень сложный поэт, великолепно владеет традиционными формами стихосложения, выпустил книгу сонетов и при этом абсолютно современный издал две или три книги верлибров, в которых я ничего не понимаю. Он мне диагноз поставил (считаю, польстил): "Ты, видимо, вбираешь стихотворение в себя, делаешь паузу и пишешь свое на эту тему". С ним, наверное, так и получилось: я проводил текстологический анализ его стихотворений, как кроссворд их разбирал, наверное, полтора года.
Интересны ли вам мемуары переводчиков или рассказ о том, как тот или иной ваш коллега работал над текстом?
Такие вещи я читаю с наслаждением, но их нужно разыскивать. Степень точности в описании передачи профессиональных тонкостей великое искусство. Когда в 1969?году я прочитал стихотворение Мартинайтиса, возникло ощущение, что меня ударили по голове: не перевести оно соткано из намеков. Прошло лет двенадцать, и я стал к нему подбираться с разных сторон и в какой-то момент перевел. Это было очень трудно. Тогда у меня возникла идея этот процесс описать как я почти пятнадцать лет возвращался к нему, менял слова и окраску и ничего не получалось. Трудно описывать чувства и состояния, а тут надо объяснить, почему поставил именно это слово. Анатолий Михайлович Гелескул большой шутник. Как-то я к нему пришел и вижу: в раскрытой тетради что-то написано его мелким почерком. "Кого ты переводишь?" спрашиваю. "Хименеса". "Ну и как?" "В общем, перевел, осталось только все слова заменить". У меня постоянно такое же ощущение: интонационная фактура поймана, а слова никуда не годятся.
Можете описать процесс перевода? Вначале делаете черновик, а потом работаете с каждым словом или как?..
Процессы перевода стихотворения, рассказа или драмы очень разные. Перевод стихотворения почти акт любви. Сейчас, когда за это ничего не платят, могу себе позволить переводить только самое-самое любимое. Дожидаясь нужного момента, хожу-хожу, прокручиваю в голове варианты, а за столом сижу только, если слова меняю. Когда не спится, навязчивая фраза вертится в голове, надо ее забыть, отвлечься, иногда это помогает. К переводу прозы можно приступать, только полюбив текст, несколько раз прочитав его и почуяв суть. Почти всю жизнь я переводил живых авторов: показываешь ему перевод и, если он испытывает интерес, то обычно включается и начинает так или иначе тебя шерстить. А были случаи, когда замечательным писателям это было совершенно неинтересно. Для меня это плохо. Мы ведь живем в разных телах, среди разных людей и культур, не знаю, возможна ли тут удача с первого раза, как в коротком стихотворении.
А драматургию как переводите?
Это я люблю больше всего, недавно стал этим заниматься. И тут мне помог Марюс Ивашкявичюс. Работать и дружить с ним чрезвычайно интересно. А познакомились мы очень забавно. К 1998 году я уже долго был в каком-то глупом кризисе, бросил писать и переводить, надоело. Сидел три года, устроился завхозом к приятелю-биологу в Московский университет, и вдруг меня, вот как сейчас, кто-то ковырнул: "Хочешь съездить в Комарово на писательский семинар?" Семинар назывался NordWest для писателей стран Балтийского моря: Германия, Швеция, наши республики, Россия и Финляндия. Я до этого не был в Комарове, поехал, и меня посадили в столовой с двумя литовцами, посчитав, что мы с ними наверняка заодно. Одному двадцать три года, другому двадцать пять, я для них обломок проклятого прошлого. Четыре дня просидели и разговорились. И вот парень я никак не мог запомнить, как его зовут, говорит: "А почему вы не работаете? Человек в долгу перед своим делом. Если я брошу писать, тот бросит мыть посуду, что же будет?.." Я ему: "Писать одно, мыть посуду другое, а переводить третье" и пошутил довольно злобно: "Вы пишите так, чтобы захотелось вас переводить". А он: "Мы-то пишем, но вы ведь даже не читаете..." В общем, мы с ним немного повздорили и разошлись. Проходит пять лет, приезжаю в Вильнюс на очередной юбилей литовской революции, меня как старого большевика зовут на все эти праздники. Прихожу на какое-то заседание, а там, как в самые советские годы, с трибуны несется: "Ненависть пылает в наших сердцах к этому клеветнику, порочащему все самое святое". И говорят про произведение, которого я не читал. Спрашиваю соседа: "Что случилось?" "Ивашкявичюс написал роман, "Зеленые", про послевоенную классовую борьбу. Все о нем говорят". Прочитал я роман и тут же его перевел совершенно потрясающее произведение. Потом его сокращенный вариант был напечатан в "Дружбе народов". Это Марюс тогда говорил: "Вы почему не работаете? Человек в долгу перед своим делом " Так я вернулся в перевод.
В 2006-м вы стали первым лауреатом премии Юргиса Балтрушайтиса, а в 2007-м премии "Мэтр перевода". Премии меняют что-то в самоощущении?
Вряд ли. Хотя Смотря что считать самоощущением. В денежном выражении одна была тысяча евро, другая тысяча долларов, и это помогло прожить несколько месяцев. Премию Балтрушайтиса вручал мне известный артист Донатас Баненис, вторую представители российского посольства в Вильнюсе. Премии льстят самолюбию, но эти ощущения быстро выветриваются.
Любите читать чужие переводы?
Не могу так сказать Стихи люблю, это такой хмель. Самая высшая похвала для переводчика, когда читаешь стихотворение и тебе все равно, перевод это или нет. Такое редко, но бывает. Обычно перевод виден по тому, какие слова стоят в рифме, как человек обходит сложности Кто-то из великих переводчиков, возможно, Самойлов сказал: "Дело не в технике, не во владении языком, а во вкусе и чувстве композиции". Часто поделки по уровню исполнения не отличишь от настоящих изумрудов, но мастер сразу определит, что нарушено соотношение частей.
Возвращаетесь ли вы к своим старым переводам?
Обязательно. Каждый раз после встречи с автором перечитываю переводы и вижу: не то, надо исправлять.
А кто для вас авторитеты из русских переводчиков?
Тех, кого могу проверить: читаю по-английски, по-польски, часть славянских текстов, даже по-сербски. Выше всех ставлю Гелескула, когда еще входил в перевод, для меня его тексты были образцами. Тем более получил подтверждение этому от знающих испанский Дубина и моего учителя Анатолия Якобсона. У Асара Эппеля потрясающие переводы с польского, поражен, что такое бывает. Если говорить не только про живущих, Самойлова считаю переводчиком высшего класса. Именно с подстрочников. При переводе с подстрочника он каким-то десятым чувством угадывал, что там на самом деле есть.
А из поэтов старше Самойлова?
Думаю, Заболоцкий. Читал мало переводов Цветаевой, они совершенно ею пропитаны. Обожаю Пастернака как поэта и личность, нахожусь под гипнотическим воздействием его стиля, переводы его тоже люблю, но они немедленно узнаваемы. А Маршак эталон внятности. Лозинский? Не знаю. Левик? Не могу судить. Хорошо читаются переводы Солоновича, но я не знаю итальянского, сторонние отзывы о нем замечательны.
Чтобы понять качество перевода, вам надо его сравнить с оригиналом?
Качество стиха можно и так определить, но для того, чтобы дать анализ перевода, надо его сравнить с подлинником. Если сохранено более условной половины того, что составляет уникальность оригинала, это перевод, если меньше нет. От некоторых оригиналов остается так мало, что получившееся я считаю самостоятельными стихами. Пришлет знакомый книгу: "Отзовись, скажи что-нибудь". Ответ: "Это потрясающе, старик" его не устроит. Я был знаком с Кавериным, последние три года его жизни мы вместе создавали издательство. На моей памяти он написал две повести, давал друзьям текст и говорил: "Никаких комплиментов". Только что и почему плохо, как сделать лучше. Так и надо. Если тебе переводчик прислал свою работу и ты в состоянии прочесть оригинал, надо читать совместный анализ текста выявляет то, что оба могли проморгать. Мне самому много раз оказывали такую помощь.
Беседовала Елена КАЛАШНИКОВА