Камчатнов А.М., Смирнов А.А.
Глава 4.3
Говоря о литературной обработке мима, мы забегаем вперед. В отличие от древних греков, другие народы не знали такой быстрой трансформации фольклора в литературу. У них этот процесс шел медленно, балаганные зрелища типа античного мима обрабатывались не литераторами типа Герода или Платона, а простым народом; возникшие таким путем повествовательные формы получили название бытовой сказки и анекдота.
Анекдот в истории рассматриваемого нами жанра занимает особое место. Анекдот - это устное творчество народа, поэтому в нем сохранились почти в неизменном виде все основные черты архаичного мима: между неизменными персонажами аладзоном и эйроном разыгрывается неизменная комедия мнимостей. В то же время анекдот едва ли не единственный живой фольклорный жанр. Благодаря этим особенностям анекдот выполняет важнейшую культурную функцию хранителя и передатчика художественных форм, причем, подчеркиваем, он осуществляет эту функцию не как памятник, а как живой участник культурной и литературной жизни. К сожалению, многие историки литературы, в том числе и исследователи творчества А.П. Чехова, замыкаясь в узких рамках чисто литературной преемственности, совершенно игнорируют анекдот.
Часто роль персонажей анекдота играют те или иные социальные типы - солдат и поп, мужик и судья, мужик и помещик. Иногда роль наивного и простодушного аладзона играют жители той или иной местности - пошехонцы, габровцы, чукчи. Нередко персонажами анекдота становятся герои "высоких" произведений литературы и искусства: это герои известного фильма братьев Васильевых Чапаев и Петька, герои фильма "Семнадцать мгновений весны" Штирлиц и Мюллер, герой приключенческих романов майор Пронин и др. Большинство этих анекдотов живут весьма непродолжительной жизнью и никем не записанные умирают, чтобы снова возродиться в новом обличье, с новыми персонажами, играющими прежние роли. Исключением из общего правила являются анекдоты о мудреце Ходже Насреддине. Из многочисленных и разнообразных анекдотов о Ходже Насреддине мы рассмотрим только те, которые имеют отношение к истории нашего жанра.
Фольклорный образ ходжи Насреддина хранит в себе архаичные черты зрительного иллюзиона: он уродлив, его бьет и всячески унижает его некрасивая, язвительная и сварливая жена. Ходжа часто выглядит наивным простаком, но это мнимая простота, за которой временно скрывается веселая мудрость эйрона, это ловушка для тех, кто самонадеянно принимает ее за глупость, это морока, которую Насреддин наводит на хвастунов и самонадеянных глупцов. Ходжа внимательно выслушивает высказывания аладзона, вроде бы соглашается с ними, а затем, словно бы желая еще лучше чему-то научиться или же разрешить свои сомнения, он задает внешне невинные вопросы. Однако эти-то мнимо простодушные вопросы и приводят аладзона к противоречиям и затем к осмеянию и посрамлению. Так, в одном из анекдотов мулла поучал: "- Никогда не надо делать так, как советует женщина". Услыхав это, Афанди (уйгурское имя Насреддина) подошел к мулле и сказал: - Думаю я все время: прислушаться к совету своей жены или нет? - Ни в коем случае! - перебил его мулла. Тогда Афанди сказал, что он хочет преподнести мечети худого барана, а жена советует худого оставить себе и откормить, а жирного отдать мечети. - Вообще-то, - мулла закатил глазки, - иногда и жены дают дельные советы. (№949)
. В другом анекдоте имам, желая поразить прихожан своей святостью, среди проповеди вдруг воскликнул: - Кыш, кыш! Убирайся, паршивая! Когда его спросили о причине этого странного возгласа, имам сказал, что во время проповеди своим внутренним оком, по милости Аллаха, он увидел, как в Мекке бродячая собака хочет осквернить священное место. Своим возгласом он прогнал нечистое животное. Все были поражена святостью своего имама, а Афанди пригласил его к себе в гости. Всем гостям Афанди подал плов с бараниной, а имаму - с фазаньим мясом, которое он накрыл слоем риса. Имам обиделся и отказался от угощения. Афанди тогда воскликнул: - Дивны дела Господни! Наш святой видит паршивую собаку на другом конце земли и не замечает жареного фазана у себя в плове! Поистине святость этого человека равна его глупости(№ 975).
Как видно из приведенных примеров, мулла и имам играют роль аладзона: один из них пытается морочить людей видимостью истины, другой - видимостью святости. Насреддин-эйрон - тоже морочит их своим мнимым согласием с их мнением о себе; но при этом он задает вопросы или совершает такие действия, которые должны бы подтвердить правоту и святость хвастуна и шарлатана, но в действительности происходит обнаружение подлинной сущности аладзонов и их веселое посрамление. Простодушный хитрец ходжа Насреддин торжествует всякий раз, когда сталкивается с самодовольной глупостью, прямолинейным расчетом, безосновательным хвастовством.
Разновидностью противников ходжи Насреддина, аладзонов, являются такие хвастуны, которые сами пытаются подстроить ему ловушку и рассчитывают, что он в нее попадет. Насреддин с виду безропотно принимает предложенные правила игры, однако благодаря его остроумным ответам или действиям эти правила оборачиваются против тех, кто хотел бы позабавиться или поживиться за его счет. В одном из анекдотов Афанди косил на оба глаза. Падишах, чтобы высмеять острослова, спросил его как-то: - Афанди, а как я выгляжу в твоих глазах? - Четвероногим, - ответил ходжа. В другом анекдоте рассказывается, как три заезжих купца задавали неразрешимые вопросы: где центр земли?, сколько звезд на небе?, сколько волосинок в бороде одного из купцов? Никто не мог ответить на эти вопросы, один Насреддин вызвался отвечать-: центр земли там, где стоит правая нога его осла; звезд на небе столько, сколько шерстинок на шкуре его осла, волосинок в бороде столько, сколько и на конце хвоста его осла. - Чем докажешь это? - спрашивали купцы, и Насреддин неизменно предлагал им проверить, если не верят на слово (см. №№ 758,686). Мнимая неразрешимость вопросов заключалась в том, что они не поддаются проверке, и потому казалось, что они требуют особой мудрости. Такими вопросами можно заморочить голову простакам и выдать себя за мудрецов. Ответы Насреддина показали, что купцы - простые шарлатаны, что в их вопросах столько же "мудрости", сколько и в его ответах.
В некоторых анекдотах Насреддин-эйрон выдает себя за мнимого простофилю и тем самым провоцирует собеседника воспользоваться этим. На самом деле это оказывается хитроумной ловушкой, в которой обнаруживается глупая хитрость собеседника и действительная мудрость ходжи. "Как-то ходжа попросил у богатого соседа казан. Через неделю возвратил его, а с ним - и маленький казанчик впридачу. - Что это значит? - Оказывается, казан ваш был беременным и у нас разродился. Вот я принес вам мать и дитя. Довольный глупостью Афанди, сосед принял оба казана и ответил: - Спасибо, спасибо, Афанди. Почаще приходи ко мне и бери казан.
Через некоторое время Афанди опять взял казан у соседа. Прошла неделя, месяц, но Афанди не возвращает казан. - Почему не приносишь посуду? - спрашивает сосед. - Превыше всего воля божья, -ответил Афанди. - Через два дня после того как я взял ваш казан, он у меня в доме, вот на этом самом месте, скончался. - Ты что, в своем уме? - возмутился сосед. - Разве казан может умереть? - Как же не может? Если вы верите, что казан может родить, то почему же не верите, что он может умереть? - засмеялся Афанди"(№ 405).
Всякий, кто читал анекдоты о ходже Насреддине, помнит, что не так уж редко сам Нассреддин выступает в роли хвастуна, аладзона и попадает впросак. Например, отправился раз Эпенди продавать корову, но никак не мог найти покупателя. Один приятель Эпенди стал кричать:
- Эй, продается прекрасная корова, стельная, на шестом месяце. И тут же нашелся человек, который купил корову. Удивился этому Эпенди и отправился домой. Дома у него оказались в свахи.
- Женщины, зачем затягивать разговор, - сказал Эпенди. - Я сообщу вам все в двух словах: девушка породистая, беременна, на шестом месяце...
Не успел Эпенди закончить своих слов, как свахи, переглянувшись, выскочили за дверь.(№ 492)
Двойственность образа Насреддина связана с тем, что мим разыгрывает столкновение подлинного и мнимого вообще, социальная и этическая характеристика аладзона и эйрона еще отсутствует, поэтому один и тот же персонаж в разных анекдотах может выполнять разные функции, играть противоположные роли - сущность жанра от этого нисколько не изменится.
В анекдотах этого типа обращает на себя внимание также то, что в них отсутствует фигура эйрона, и ловушки герою ставит как бы сама действительность, многообразная, изобилующая случайностями. Эйроном становится как бы сама жизнь; ее до времени скрытая ирония оказывается капканом для тех, кто безусловно верит в свои представления и хвастливо строит на них свои расчеты. Приведем еще один пример. Насреддин решил, что если завтра будет дождь, то не будет пахать, а привезет дров из лесу. - Скажи: "Если будет на то воля Аллаха", - посоветовала жена. - Причем тут "если на то будет воля Аллаха" - или пахать буду, или за дровами поеду.
На следующий день, когда Насреддин вышел из дому, несколько верховых спросили его о каком-то городском квартале. Он не ответил, тогда они избили его и погнали впереди, чтобы он показывал дорогу. Пошел дождь. Только вечером вернулся Насреддин домой, смертельно усталый, хотя и не пахал и за дровами не ездил. Когда он постучал, жена спросила: - Кто там? - Открой, если будет на то воля Аллаха, это я, - проговорил Насреддин.
Для жанра мима не столь важно, кто играет роль эйрона (особый персонаж или как бы сама жизнь), кто играет роль аладзона (им может быть, например, и Насреддин). Главное в жанре - отношение между персонажами и способ общения между ними.
ПРИМЕЧАНИЯ
3. Все цитаты даем по изд.: Двадцать три Насреддина. М., 1978.