[ГЛАВНАЯ] [ЕЛЕНА ГОРОШКО ] [БИЗНЕС]

Горошко Е.И.

Глава 6 Теории и гипотезы, объясняющие возникновение полового диморфизма в его связи с функциональной асимметрией мозга

 Глава 6

Теории и гипотезы, объясняющие возникновение полового диморфизма в его связи с функциональной асимметрией мозга

 

Итак, проблема функциональной специализации больших полушарий головного мозга человека является одной из самых актуальных и дискутируемых на сегодняшний момент в современной нейропсихологии, нейрофизиологии и нейролингвистики.

По мере её изучения накапливались данные о различной выраженности межполушарной асимметрии и её связи с половым диморфизмом. В настоящее время можно считать установленным, что вопрос о половом диморфизме функциональной специализации больших полушарий головного мозга составляет важную часть общей проблемы латерализации в нервной системе (Бианки, Филиппова, 1997, с.6).

Существует целый ряд возможных теорий и гипотез по поводу факторов, влияющих или определяющих ФАМ в её связи с половым диморфизмом. Условно все они могут быть разнесены по нескольким группам, в зависимости от типа факторов:

·               нейрофизиологические факторы (Lansdell, Davie, 1972; Tucker, 1976; Gur, etal., 1982);

·               генетические факторы (Walker, 1980;Money, Alexander, 1966);

·               гормональные факторы (Geschwind, 1983, 1984; Beker & Ehrhardt, 1974; Resnick, etal., 1986; Hampson & Kimura, 1988);

·               различия в скорости полового созревания (Waber, 1976);

·               воздействия внешней среды (Maccoby & Jacklin, 1974);

·               эволюционные факторы (Levy, 1969, Геодакян, 1993);

·               социальные факторы (Берн, 2002, Реброва, 2003, Иванова, 2001, Клецина, 2003).

 

Е. М. Маккоби и К. Н. Джаклин (Maccoby & Jacklin, 1974) в обзоре по половому диморфизму с помощью техники статистического мета-анализа данных, полученных на достаточно внушительном массиве исследований, пришли к заключению, что может быть доказано существование половых различий в следующем: вербальных, зрительно-пространственных функциях, математических способностях и в агрессивности. Большинство авторов, исследовавших различные параметры речи, единодушны в том, что женщины превосходят мужчин в беглости речи, скорости называния предметов, образовании речевых ассоциаций, но мужчины оказываются впереди в вербальном мышлении (см. обзор Hutt, 1972). Однако Дж. С. Хайд и М. К. Линн (Hyde & Linn, 1988) считают, что превосходство женщин по данным вербальных тестов в последние годы уменьшилось по сравнению с данными Маккоби и Джаклин.

Лучше же показатели мужчин по пространственным способностям некоторые исследователи склонны объяснять биологическими факторами: скоростью роста и созревания, генетическими различиями, а также особенностями латерализации (Waber, 1976; Annett, 1985; Geschwind, Galaburda, 1985).

Так, Дж. Леви (Levy, 1969) предположила, что в основе полового диморфизма лежат эволюционные факторы. По ее мнению, в ходе эволюции человека естественным образом закрепились зрительно-пространственные способности у мужчин, т. е. реализовывались те навыки, которые помогали им в охоте, в руководстве поселением, короче говоря, в агонистическом взаимодействии с окружающей средой.

Женщины отвечали за отношения внутри племени, за воспитание детей, что способствовало развитию коммуникативных навыков, социальной чувствительности и легкости невербального общения, столь необходимых для этих целей. Большая билатеральность в распределении функций, по мнению Леви, необходима для развития этих навыков у женщин, тогда как большая степень латерализации зрительно-пространственных функций у мужчин важна для того, чтобы иметь преимущества в ходе развития эволюционного процесса.

С точки же зрения современной отечественной психологии, между латерализацией и способностями могут существовать различные взаимоотношения, которые проявляются при решении разных задач. Если это так, то было бы чрезвычайно интересно узнать, почему мозг столь по-разному организуется для оптимального выполнения различных функций. Пока высказываются лишь предположения о взаимоотношениях между латерализацией и способностями: «Тот факт, что распределение способностей у лиц разного пола в значительной мере «перекрывается», дает основание полагать, что сам по себе пол не следует использовать в качестве основного критерия для оценки различий в латерализации мозговых функций» (Современная психология, 1999, с.85).

Во многом с гипотезой Леви корреспондирует и гипотеза В. А. Геодакяна о половом диморфизме церебральной латерализации на основе эволюционных представлений (Геодакян, 1989). По мнению исследователя, ни одна из существующих теорий латерализации или рукости не может объяснить непротиворечиво связь полового диморфизма с ФАМ, и, исходя из этого, ученый полагает, что половой диморфизм и ФАМ являются изоморфными системами. На основании этого он предложил общую теорию, которая рассматривает их как следствие асинхронной эволюции подсистем: эволюция мужского пола и левого полушария начинается и заканчивается раньше, чем соответственно женского пола и правого полушария. Новые функции в филогенезе появляются сначала в генотипе мужского пола, потом передаются женскому, а центры управления ими (доминирование) появляются сначала в левом полушарии, потом перемещаются (транслоцируют) в правое. По мнению, В. А. Геодакяна, критерий локализации функций по полушариям - их эволюционный возраст. Так, молодые функции управляются левым полушарием, а старые — правым. Поэтому правое полушарие может быть определено как биологическое, видовое, а левое - как социокультурное, этническое. Таким образом, в эту теорию с единых позиций вписывается большое количество фактов: в том числе явление рукости, латерализация у людей и животных и т. д., а также успешно предсказываются новые. В. А. Геодакян выдвинул также гипотезу, согласно которой, нервный перекрест и «мужская X-хромосома» (контра-пути) осуществляют отрицательную обратную связь, поддерживающую билатеральное равновесие (соразмерное развитие), тогда как Y-хромосома и «женская» - X-хромосома и неперекрещенные нервные связи (ипси-пути) как положительные обратные связи смещают положение равновесия и устанавливают новое (Геодакян, 1993, с.543). Ученый полагает, что латеральная асимметризация - закономерный процесс, продолжающий эволюционную «логику ряда» типов симметрии: шаровая (триаксиальная) -Þ радиальная (биаксиальная) Þбилатеральная (моноаксиальная), и создающий последний тип того же эволюционного ранга Þтриаксиальной асимметрии (Там же).

Иными словами суть теории заключается в том, что любая открытая система, эволюционирующая в изменчивой среде, для совершенствования своей адаптации должна разделиться на две подсистемы, специализированные на оперативных и консервативных признаках. Такое разделение приводит к асинхронной эволюции, поскольку эволюция оперативной системы начинается и заканчивается быстрее, чем консервативной. Ученый предположил, что консервативной подсистемой человека является женский пол и правое полушарие, а оперативной - мужской пол и левое полушарие. В процессе филогенеза гены, ответственные за новые признаки, появляются сначала в генотипе мужского пола, а затем передаются женскому, а контроль новых функций локализован первоначально в левом полушарии, а затем перемещается в правое. Эволюционно молодыми функциями, латерализованными в левом полушарии, автор считает речь, письмо, движения пальцев руки, арифметический счет, аналитическое, абстрактное мышление, а эволюционно старыми, управляемыми правым полушарием — зрительно-пространственный анализ, просодические элементы речи, интуицию, грубое движение рук, элементы конкретно-ситуационного мышления. При этом более выраженная латерализация функций в мозге мужчин интерпретируется как опережение в эволюции по сравнению с женщинами. Этим же объясняется и частая встречаемость левшества среди мужчин, поскольку у них, по мнению автора, контроль движений ведущей руки перемещается из левого полушария в правое быстрее, чем у женщин (Геодакян, 1989, 1993; Бианки, Филиппова, 1997, с.25).

В парадигмальных рамках этой теории ученый рассматривает и учение о связи между ФАМ, рукостью и половым диморфизмом человека и животных.

В. А. Геодакян подразделяет функции в зависимости от очевидности их возраста. Однако в ряде случаев с общих позиций определить возраст функциональных особенностей нашего мозга достаточно непросто. Например, сложно определить «возраст» эмоциональных и пространственных функций. Если мы возьмем следующие дихотомические ряды:

·       эмоции: отрицательные — положительные;

·       понимание: пространства — времени;

·       использование существительных — глаголов;

·       высказывания: истинные — ложные,

то как в филогенезе, так и в онтогенезе первые появляются раньше вторых. «У новорожденных плач опережает улыбку, у котят жалобный писк предшествует мурлыканию, у щенят скуление начинается на три месяца раньше виляния хвостом. Кроме того, при функциональном угнетении мозга отрицательные эмоции исчезают последними и восстанавливаются первыми (см. Хомская, Батова, 1999). Если вспомнить мышление и лексику детей или представителей молодых культур (дикарей), то легко убедиться, что понимание пространства проще, чем времени; существительных проще, чем глаголов; истинных высказываний проще, чем ложных. «Ориентация в пространстве приходит раньше, чем во времени; первые слова ребенка — существительные, лукавство и ложь появляются позже. Пространство цветов, также, видимо, можно считать эволюционно новым приобретением. Персонажи «Илиады» и «Одиссеи» пользовались очень узким спектром цветовой гаммы» (Геодакян, 1993, с.554).

Единственная функция, которая, по мнению В. А. Геодакяна, выпадает из этой теории — это чувство юмора. Юмор, казалось, филогенетически новый признак, об этом говорит, в частности, направление развития полового диморфизма: у мужчин он проявляется чаще и сильнее. Однако считается, что он «локализован» в правом полушарии (Денисова, 1978). Это противоречие ученый объясняет, сравнивая развитие юмора с развитием музыкальных навыков: «Наши предки слушали пение птиц, пытались подражать другим животным, научились петь, в этом смысле музыка — эволюционно старая функция и должна управляться правым полушарием. Но музыкальное творчество (как и любое другое, вероятно) — эволюционно новая функция и должна находиться в левом полушарии» (Геодакян, 1993, с.556). Аналогичное могло происходить и с функцией юмора.

В рамках этой теории В. А. Геодакян анализирует ряд функций мозга, и пытается предсказать, куда пойдет направление развития асимметрии. Рассмотрим некоторые из них, непосредственно связанные с половым диморфизмом. Так, ученый высказывает ряд предположений:

Во-первых, когда предки человека переходили к прямохождению, новый центр управления возник в левом полушарии. Пока мужской пол «овладевал» прямохождением, его левое полушарие решало связанные с ним проблемы: сохранения равновесия, сужения шейки аорты, создания клапанов в венах и т. д. В этот «экспериментальный» период прямохождение было у мужского пола «генотипическим», а у женского пола - еще «фенотипическим» (за счет широкой нормы реакции, высокой обучаемости и конформности он как бы «подражал» мужскому полу). В этот период, до момента транслокации, предки человека были правоноги. После транслокации правоногость перешла в левоногость. Поэтому, согласно закону рекапитуляции, в онтогенезе человека в определенном возрасте «детская» правоногость должна переходить во «взрослую» левоногость (Там же, с.557). Это подтвердилось по данным фон Бонина, который установил, что у человека от 6 до 12 лет больше правая бедренная кость, а с 13 до 20 лет становится больше левая (Bonin, 1962).

Во-вторых, в эту теорию хорошо вписывается и тот факт, что эволюционно старые звуки - природные (гром, шум дождя, ветра, рокот моря, лай собаки, кашель и т. д.), лучше должно улавливать левое ухо, в то время как новые, смысловые звуки (слова, числа), наоборот — правое. Эксперименты по дихотическому прослушиванию это предположение полностью подтвердили. По зрительному рецептору, по той же схеме, старые стимулы - простая вспышка света, например молния - лучше улавливаются в левом зрительном поле, в то время как новые — мелькание слов или чисел (видимо, и показания приборов) - в правом. Тахистоскопические эксперименты показали идентичную картину. По тактильному рецептору, логика та же, новые (незнакомые) предметы наощупь лучше должны узнавать правой рукой, а старые (хорошо знакомые) - левой. Это также полностью подтверждают большое количество экспериментов по дигаптической стимуляции. В. А. Геодакян полагает, что указанные особенности нельзя пояснить только за счет вербализуемости одних и невербализуемости других стимулов. Всё зависит от эволюционного возраста функций. Данные по связи этих функций с половым диморфизмом также логично вписываются в парадигмальные рамки его теории.

В-третьих, поскольку эволюционные преобразования затрагивают прежде всего мужской пол, то смена рукости в филогенезе (амбидекстрия Þ праворукость Þлеворукость) должна сопровождаться одновременным ростом в этих группах процента мужчин. Такой прогноз теории тоже подтверждается, т. к. на каждую женщину приходится среди амбидекстров, примерно 0,5, среди право-руких ~0,9, леворуких ~5,0 мужчин (Bryden, 1987).

В-четвертых, согласно новой теории, правое полушарие - биологическое (видовое), а левое - социокультурное (этническое). Исходя из этого, можно предположить, что «степень левополушарности» в онтогенезе с возрастом должна расти. Поэтому В. А. Геодакян предполагает, что минимальное значение она должна иметь для эмбриональной стадии развития, так как у эмбриона одни биологические функции и нет еще социокультурных. И это подтвердилось данными онтогенеза - у многих видов животных и человека левая сторона развивается обычно немного быстрее правой (Клименко, 1984).

В-пятых, в свете данной теории интересна и связь между этническим фактором и ФАМ. Индейцев, негров, белых (1220 человек) сравнивали по двум тестам: как считалось, для правого и левого полушария. По отношению оценок по степени лево/правоволушарности на первом месте оказались индейцы, затем негритянки, негры, белые, при этом у негров опосредованность полового диморфизма ФАМ была выражена ярче всех. Был сделан вывод, что у цветных более правополушарное мышление. Однако вскоре было показано, что по правым полушариям нет никаких заметных различий. Группы отличались в основном по левым полушариям, что вполне корреспондирует с описываемой теорией Геодакяна (Спрингер, Дейч, 1983). Аналогичные данные были получены при изучении северных народов в СССР (Аршавский, 1983).

И, наконец, фило-, онтогенетический переход амбидекстрия Þ праворукость Þ леворукость, как считает В. А. Геодакян, позволяет предсказывать существование праворукой промежуточной фазы по всем функциям левой руки, и отсутствие аналогичной леворукой фазы по функциям правой руки, что крайне важно для понимания связи рукости с ФАМ. При этом центры управления функций

·       дислокационного возраста должны быть: у женщин билатеральны, у мужчин — левополушарны;

·       транслокационного: у женщин — левополушарны, у мужчин — правополушарны;

·       а релокационного: у женщин — правополушарны, у мужчин — билатеральны, что подтверждается также данными онтогенеза.

Например, если придумать для ног новые функции, скажем, писать или рисовать на песке, брать и перекладывать предметы, другие «педипуляции», то по ним теория предсказывает правоногость.

По теории В. А. Геодакяна, болезни и аномалии развития парных органов, имеющие «атавистическую» природу, чаще должны встречаться у женщин, соматические - слева, мозговые (психические) - справа, а «футуристические» («поиск», болезни века, цивилизации, урбанизации) напротив, у мужчин, соматические - справа, психические - слева и т. д.

И один из первостепенных выводов, к которому приходит ученый, заключается в том, что «…по любым признакам или функциям парных органов направление латерального диморфизма (левый Þправый), а для полушарий правый Þлевый) должен совпасть с направлением полового диморфизма (женский Þ- мужской). Если из двух левых половин портрета составить первое целое лицо, а из двух правых — второе, то первое больше будет похоже на мать и сестер, второе — на отца и братьев» (Геодакян, 1993, с.559). Проверь себя, читатель!

Но у многих ученых, в особенности у исследователей, стоящих на позициях социального конструктивизма или/и феминизма (и не только!) теория В. А. Геодакяна вызывает серьезную критику. Полагают, что некоторые её положения значительно упрощены. Например, если поисковую активность мужчин объяснять тем, что в отличие от женщин, сравнительно легко адаптирующихся к окружающей среде и ситуации, особи мужского пола приспосабливаются к изменениям среды плохо, и лучшим выходом для них является поиск нового места, в котором они будут чувствовать себя комфортно. Но если они находят прежние оптимальные условия, то нужно ли им тогда вообще изменяться (Ильин, 2002, с.23)?!

Некоторые авторы «стоят» на других исходных позициях, пытаясь объяснить связь между половым диморфизмом и ФАМ не эволюционными факторами, а различиями в скорости полового созревания (гипотеза Д. Вейбер).

Д. Вейбер предположила, что половые различия в асимметрии могут быть обусловлены различиями в скорости физического созревания полов (Waber, 1976). Вейбер приняла во внимание тот факт, что женщины обычно достигают физической зрелости раньше, чем мужчины и, исходя из этого, она предположила, что скорость созревания может быть систематически связана с различиями в вербальных и пространственных способностях.

Исследуя 10-13 летних девочек и 13-18 летних мальчиков, ученая обнаружила ряд фактов: во-первых, рано достигающие зрелости индивидуумы обладают лучшими вербальными способностями, чем пространственными; поздно созревающие лучше справляются с пространственными задачами, чем с вербальными. Во-вторых, у рано созревающих индивидов отмечается меньшая латерализация речи, чем у поздно созревающих. Данные Вейбер свидетельствуют, что половые различия в вербальных и пространственных способностях и латерализации этих функций могут быть обусловлены не полом, а другим фактором, который определенным образом с ним связан, т. е. физической скоростью созревания индивида (Там же).

Однако на современной стадии развития учения о ФАМ и половом диморфизме существуют совсем иные точки зрения, объясняющие не половые особенности, связанные с ФАМ, а гендерные, т. е. учитывающие влияние социальных факторов.

Например, многие исследователи полагают, что половые различия в пространственных функциях могут быть объяснены за счет влияния детских игр и их специфики, т. е. мы можем говорить о воздействии мужских и женских социальных ролей на развитие пространственных навыков ребенка (Benbow & Stanley, 1983; Newcombe, etal., 1983; Tracy, 1987). Некоторые исследователи высказывают мысль о конвергирующем воздействии социальных факторов. В соответствии этим взглядам, мальчики, благодаря врожденным склонностям вовлекаются в деятельность, связанную с пространственной активностью, конструированием, что направляет их интересы и поведение. В дальнейшем участие в пространственных видах деятельности помогает развить эти способности и усиливает гендерные различия (Casey & Brabeck, 1989; 1990).

При этом имеется и цикл работ, в которых подтверждается влияние и биологического фактора. Так, эксперименты с женщинами, показавшими различные левые профили асимметрии и с семейным происхождением левшества, обнаружили, что они ни в чем не уступают мужчинам по зрительным и математическим тестам (TanUner, 1989; Casey&Brabeck, 1990).

Математические науки традиционно считаются мужской областьюзнания. Многие ученые полагают, что различия по математическим способностям мужчин и женщин достаточно стабильны и свидетельствуют в пользу мужских талантов в этой области (Maccoby & Jacklin, 1974; Геодакян, 1993; Ильин, 2002; Реброва, 2003). Однако существует и ещё одна точка зрения, утверждающая отсутствие половых или гендерных различий. Например, в работах М. К. Линн и А. К. Петерсен, изучавших соотношение между пространственными и математическими способностями школьников, указывается на отсутствие половых различий (Linn&Petersen, 1985). По другим данным (см. например, исследование Бенбоу и Стенли выполненное на студентах), особо оговаривается тот факт, что половые различия особенно заметны в случае математических заданий высокого уровня сложности, где пропорция мужчин и женщин составляет 13:1 (Benbow&Stanley, 1983). Различия велики при решении алгебраических задач, но отсутствуют при использовании арифметических и геометрических заданий (Benbow, 1988). А исследование школьников 4-5 классов, проведенное Л. Дж. Харрис, показало, что в школе мальчики значительно лучше, чем девочки успевают по геометрии, а вот половые различия по успешности решения алгебраическим задач уже меньше, а арифметических – совсем незначительны (Harris, 1978). Пытаясь каким-либо образом интерпретировать эти данные, мы понимаем, что существует определенная связь между половозрастным фактором и ФАМ, но невольно возникает два вопроса.

Во-первых, каким образом можно корректно формализовать и оценить степень функциональной асимметрии?

Во-вторых, с каких теоретических позиций в лингвистической генерологии, например, и с помощью какого инструментария можно наиболее эффективно эту связь проинтерпретировать?

И в этом плане также интересен уже упоминаемый нами обзор С. Бенбоу, в котором приводятся результаты обследований сотни тысяч одаренных подростков 12-13 лет в разных странах Европы (Benbow, 1988). Данные эксперимента не зафиксировали половых различий в вербальных способностях, но мальчики продемонстрировали более высокие математические способности. Это различие было стабильным и отмечалось во многих странах. Существенно, что с одаренностью в этой области коррелируют такие физиологические признаки как леворукость, склонность к аллергии и миопии, а также билатеральное распределение когнитивных функций. Таким образом, в случае с математическими и пространственными способностями эти исследования ярко демонстрируют всю сложность изучения ФАМ и желательность учета всего спектра социальных и психофизиологических факторов, которые могут влиять как на степень выраженности ФАМ, так и на ее взаимосвязь с социальным полом человека.

В обзоре В. Л. Бианки и Е. Б. Филипповой указывается также, что в отличие от биологического обоснования половых различий латерализации функций, ряд авторов пытаются объяснить разными подходами в выполнении вербальных и пространственных тестов (Бианки, Филиппова, 1997, с.18). Так, М.Р.Брайден (Bryden, 1980) считает, что несовпадение результатов тестирования мужчин и женщин обусловлено не только различиями в церебральной организации, но и разной стратегией в распределении внимания и обработке информации. Данные свидетельствуют, что именно женщины характеризуются большей вариабельностью стратегий.

Из тахистоскопического исследования, проведенного Дж. Л. Брэдшо (Bradshaw, 1980), следует, что женщины - правши напоминают мужчин - левшей по степени участия правого полушария в анализе речевых стимулов. Автор считает, что в структурах правого полушария, контролирующих зрительно-пространственные функции у мужчин - правшей, у женщин могут быть локализованы вторичные речевые механизмы, используемые при сложных и незнакомых стимулах (Бианки, Филиппова, 1997, с.17): локализация речевых механизмов у женщин не только в правом, но и в левом полушарии обусловливает их преимущество в решении вербальных задач.

Это подтверждают и данные, полученные С. Нейлор при проведении томографических исследований с применением меченых радиоактивных элементов, выявляющих активные участки мозга. Её эксперименты заключались в следующем: когда на экране компьютера каждую секунду появлялось новое слово, томограф регистрировал вспышки зрительной зоны коры головного мозга испытуемых. Но кроме этого загорались и небольшие, величиной с двухкопеечную монету, скопления нейронов в левом полушарии, расположенном за пределами зрительных центров. По гипотезе С. Нейлор, это были именно те зоны, которые обеспечивали способность различать слова. Те же участки вспыхивали и тогда, когда испытуемые видели и ничего не значащие сочетания букв, подчиняющиеся, однако формальным правилам языка, типа знаменитого примера Л. В. Щербы «глокая куздра». Было ощущение, как будто мозг предпринимал попытки отождествить их в качестве полноценных слов. Однако эти семантические зоны мозга не реагировали, когда им предлагались просто наборы согласных букв, например «впст». По предположению С. Нейлор, ребенок рождается, ничего не зная какие буквы образуют слова, а какие – нет. Мозг постепенно сам усваивает, что соответствует языковым правилам, а что – нет, и создает специальные зоны для анализа соответствующих таким правилам буквосочетаний. Интересно, что её эксперименты четко показали связь ФАМ с половым диморфизмом. Так, при проведении этих своеобразных ассоциативных экспериментов, у женщин включались в работу сразу несколько зон мозга, а у мужчин этот процесс был более изолирован. Только у женщин начинались светиться участки мозга, ответственные за обработку как звуковых, так и зрительных сигналов. По предположению Нейлор, женщины полагаются на зрительный опыт больше, чем мужчины. Возможно, они сначала представляют написанное слово, а затем подсчитывают буквы (изложено по Ш. Бегли, 1993, с.70-71).

Этим фактом может быть объяснено превосходство женщин в вербальных, и отставание в невербальных функциональных способностях. Аналогично мнение разделяют и такие исследователи как Дж. Леви (Levy, 1969), Л. Дж. Харрис (Harris, 1978), а также Н. А. Отмахова и В. Ф. Коновалова (Коновалов, Отмахова, 1984; Отмахова, 1987). Так, Н. А. Отмахова и В. Ф. Коновалов, исследуя относительные изменения энергии альфа- и тета-активностей в каждом полушарии, обнаружили, «…что наиболее существенные различия между мужчинами и женщинами проявляются в ЭЭГ-реакциях правого полушария. В то же время в степени проявления асимметрии ЭЭГ у анализируемых нами групп испытуемых половые различия могли быть не столь демонстративными» (Коновалов, Отмахова 1984, с.101). Исследовательницы полагают, что женщины легче справляются со словесными, а мужчины — с числовыми и невербальными типами заданий. Беглость речи и способность к выполнению ряда речевых тестов оказались выше у женщин, чем у мужчин. Из этого ученые также делают предположение, что мозг мужчин более функционально асимметричен. У женщин же, скорее всего, речевые функции локализованы в обеих гемисферах, что и приводит к использованию ими преимущественно вербально - аналитической стратегии решения даже при выполнении невербальных задач. Это делает понятным отмеченное в опытах «…отсутствие реципрокности в межполушарных взаимоотношениях у женщин и, наоборот, хорошую ее выраженность и противоположную направленность в вербальных и невербальных тестах у мужчин. С другой стороны, закономерным оказывается и факт большей выраженности половых различий в ЭЭГ правого полушария, чем левого. Он связан с тем, что левая гемисфера и у мужчин, и у женщин специализирована одинаково, а именно для аналитического, последовательного вербально-логического мышления. Правая же гемисфера у мужчин более специализирована в аналоговом, образном, пространственном мышлении, которое меньше представлено у женщин ввиду участия его в речевом поведении. Другими словами, специализация правого полушария у мужчин и женщин различна» (Там же).

По мнению Дж. Леви, левши хуже справляются со всеми пространственными заданиями (Levy, 1974). У них образуются менее стойкие схемы пространственных отношений, и они обнаруживают трудности ориентации в сторонах своего тела и внешнем пространстве. Имеются указания на то, что при решении перцептивных задач мозг левшей более склонен к утомлению, чем мозг правшей (Dimond, Beaumont, 1974). В подтверждение недостаточности пространственных представлений у левшей приводятся данные о том, что среди математических отделений ряда университетов США не найдено ни одного тополога-левши (Levy, 1974). Дж. Леви также акцентирует внимание на том, что при выполнении некоторых заданий левши не только не уступают, но даже превосходят правшей. По её сведениям, левши, уступая правшам по перцептивным тестам, существенно превосходят их по показателям вербальной шкалы (Levy, 1974). Аналогичные результаты были получены в исследовании Е. Миллер (Miller, 1971). Для объяснения этих результатов Дж. Леви предложила концепцию, указанную нами ранее, о несовместимости речевых и зрительно-пространственных функций в одном и том же полушарии (Levy, 1969). Эта концепция строится на логическом допущении о том, что у левшей речевые функции менее латерализованы, чем у правшей. Если речевые функции у левшей недостаточно латерализованы, то значит, они представлены не в одном, как у правшей, а в обоих полушариях. Следовательно, меньшая выраженность ФАМ у левшей интерпретируется как проявление его симметричной организации, причем такой, при которой оба полушария обеспечивают осуществление речевых функций, т. е. работают как «два левых» полушария. Такая интерпретация используется не только для объяснения превосходства левшей по вербальным тестам, но и для объяснения низких результатов левшей при выполнении перцептивных заданий. Предполагается, что у левшей правое полушарие не может развить высокий уровень своих собственных, специфических функций: во-первых, потому, что оно уже занято речью, а во-вторых, потому, что, согласно этой концепции, речевые и перцептивные функции не могут быть совмещены в одном и том же полушарии.

Дж. Рэй и Н. Ньюкомб, исследуя в качестве показателя активации латеральные движения глаз, также пришли к мнению, что мужчины подходят к решению пространственных задач одинаково, стандартно, а женщины – избирательно, вариабельно, используя речевые приемы (Ray, etal., 1981). Склонность к использованию вербальной стратегии при решении невербальных тестов у женщин отмечена и другими авторами (Schweitzer& Chako, 1980; Ray, etal.,1981). При этом Н. В. Вольф указывает на использование женщинами зрительной стратегии при запоминании слов, которая состоит в объединении их в единый зрительный образ. По данным дихотического тестирования, ученая сформулировала гипотезу о том, что степень латерализации речевых процессов у мужчин выше. Однако у женщин более локальные речевые зоны в левом полушарии оказывают меньшее тормозное влияние на правое полушарие, что и позволяет использовать образное мышление при выполнении вербальных заданий. Об этом же свидетельствует преимущество женщин при запоминании эмоциональных слов, подаваемых на левое ухо. Таким образом, Н. В. Вольф делает вывод о большей конформности именно женского мышления (Вольф, 1994; Бианки, Филиппова, 1997, с.18).

При этом ряд ученых полагает, что различия в предпочитаемых стратегиях не могут существенно влиять на латерализацию когнитивных процессов у мужчин и женщин. Например, Дж. МакГлоун считает, что различия в когнитивных процессах возникают вследствие различий церебральной организации функций у мужчин и женщин, что и отображается в результатах унилатеральных тестов (McGlone, 1980).

В работе Д. Кимуры и Р. Харшман доказывается, что не существует разницы в асимметрии между мужским и женским мозгом по большинству вербальных и пространственных функций. Различается лишьвнутриполушарная интеграция речевых и моторных зон у мужчин и женщин (Kimura, Harshman, 1984). Их гипотеза подтверждается данными о том, что при дихотическом предъявлении большее преимущество правого уха для вербальных заданий отмечено у мужчин, а для невербальных — у женщин. Поражение левого полушария снижает показатели вербального и невербального интеллекта только у мужчин, а поражение правой гемисферы приводит к дефициту пространственных способностей как у мужчин, так и у женщин (Бианки, Филиппова, 1997, с.18).

Это же мнение разделяет и А. Галабурда с соавторами, которые пришли к выводу, что половой диморфизм речевых способностей определяется не различной латерализацией, а относительным превалированием внутриполушарных и межполушарных связей (Galaburdaetal., 1990). Мужской мозг более симметричен анатомически и характеризуется превалированием межполушарных связей над внутриполушарными.

Существует ряд теорий и предположений о гормональном влиянии на возникновение и регуляцию межполушарной асимметрии у мужчин и женщин. И данные о воздействии именно гормонов на специфику проявления ФАМ у мужчин и у женщин являются самыми многочисленными.

По гипотезе Н. Гешвинда, половые различия в латерализации мозга объясняются влиянием тестостерона (Geschwind, 1984). Так, уже на шестой неделе жизни человеческого зародыша образуются гонады, или половые железы, которые вначале одинаковы у обоих полов. Если плод мужского пола, то уже на третьем месяце внутриутробного развития под влиянием одного или нескольких генов Y-хромосомы начинают дифференцироваться в семенники, которые приступают к секреции мужского гормона тестостерона. Хотя тестостерон в небольшой концентрации имеется и у плода женского плода (так как в некотором количестве он образуется в организме матери), содержание этого гормона у мужского плода после формирования семенников сильно возрастает. Н. Гешвинд полагает, что именно тестостерон влияет на скорость пренатального роста полушарий развивающегося мозга и ответственен за возможные различия в строении мозга у мужчин и у женщин. Высокое содержание тестостерона в период внутриутробного развития, по мнению Гешвинда, замедляет рост левого полушария у мужского плода по сравнению с женским, и способствует относительно большему развитию правого полушария у лиц мужского пола.

Некоторые авторы обнаружили, что на степень проявления асимметрии могут влиять гормоны, вырабатываемые во время репродуктивного цикла.

Известно, что репродуктивные процессы у женщин характеризуются циклическими изменениями состояния полового аппарата и половой чувствительности под влиянием циклической секреции гормонов яичников (Савченко, 1967). В свою очередь, созревание яйцеклетки и периодическая овуляция регулируются фолликулостимулирующим (ФСГ) и лютеинизирующим (ЛГ) гормонами гипофиза. На секрецию гонадотропинов влияют гонадотропин-релизинг гормоны (Гн-РГ), или гонадолиберины гипоталамуса. Тонический центр секреции Гн-РГ, локализованный в аркуатной части гипоталамуса, обеспечивает постоянную продукцию ФСГ и ЛГ на определенном уровне. Циклический же центр в преоптической области и переднем гипоталамусе срабатывает периодически, под влиянием высокого содержания эстрогенов в крови (Бианки, Филиппова, 1997, с.18).

В исследовании нейрональной активности структур среднего мозга, сенситивных к половым гормонам, проведенном В. Н. Бабичевым (1981), показано, что активность нейронов гипоталамуса у женщин нарастает вплоть до открытия влагалища, причем чувствительность нейронов в тоническом центре к физиологическим дозам эстрадиола и тестостерона вдвое больше, чем в циклическом. У мужчин нейроны преоптической области не реагируют на введение гормона. Ученый полагает, что потеря чувствительности циклического центра гипоталамуса у мужчин происходит в результате связывания рецепторов молекулами андрогенов и перевода их в неактивное состояние. Напомним, что у мужчин, семенники секретируют андрогены и в пренатальный период, тогда как яичники у женщин остаются неактивными вплоть до пубертатного периода. Таким образом, под влиянием андрогенов в критический период происходит половая дифференциация мозга. Это гормональное воздействие на мозг В. Н. Бабичев считает "организующим", в противоположность более позднему "активирующему", которое адресуется в основном центральной нервной системе и определяет функциональные половые различия в половом и неполовом поведении, наблюдаемые у взрослых (Бабичев, 1984).

В. Л. Бианки и Е. Б. Филиппова указывают, что влияние половых гормонов на уровень выполнения сенсорных и когнитивных задач безотносительно функциональной асимметрии полушарий было показано и в цикле работ американских ученых (Gordon, 1980;Gordon, etal., 1986; Gordon&Lee, 1986). В частности об активирующем действии эстрогенов на центральную нервную систему говорят данные о выполнении женщинами зрительно-пространственных заданий в середине менструального цикла (Hampson & Kimura, 1988). При этом В. Л. Бианки и Е. Б. Филиппова оговаривают тот факт, что эта активация, по-видимому, адресуется в разной степени левому и правому полушарию мозга (Бианки, Филиппова, 1997, с.20).

Одной из моделей изучения влияния половых гормонов на латерализацию функций служит тестирование способностей у женщин на разных стадиях менструального цикла. В работе О. Л. Кройцфельд (Creutzfeld,etal., 1976) исследовались показатели ЭЭГ, а также успешность решения пространственных и арифметических задач. Достоверные различия были получены только для лютеальной фазы цикла, когда наблюдалось увеличение частоты альфа - ритма, совпадающее по времени с увеличением концентрации прогестерона. В этот же период время моторной реакции в предлагаемых тестах снижалось, особенно непосредственно перед менструацией и во время нее. Характерно, что у женщин, принимавших контрацептивы, указанных изменений не отмечалось (Бианки, Филиппова, 1997, с.20).

Е. Хэмпсон и Д. Кимура сопоставили уровень половых гормонов в ходе цикла с выполнением комплекса мануальных тестов, в которых предварительно было установлено преимущество женщин и пространственной задачи, с которой, по предварительным данным, лучше справлялись мужчины (Hampson, Kimura, 1988). Ученые получили крайне интересный результат: временные изменения уровня половых гормонов приводили к заметным сдвигам в когнитивных способностях. В начале лютеальной фазы цикла, характеризующейся высоким уровнем эстрадиола и прогестерона, наблюдалось улучшение в выполнении тестов на быстроту моторной координации, речевой артикуляции и ухудшение в выполнении перцептивно-пространственных заданий. Исследовательницы предположили, что высокий уровень женских половых гормонов улучшает выполнение тех тестов, где традиционно преуспевают женщины, и ухудшает выполнение тех, где мужские показатели выше женских.

Д. Кимура и Е. Хэмпсон пришли к выводу, что половые различия в ФАМ могут определяться текущим уровнем гормонов. Их вывод подтвердил также и предположение, высказанное ранее X. Ниборг (Nyborg, 1983) - сниженные способности в анализе пространства у женщин связаны с фазами эстрадиола в ходе менструального цикла.

Е. Хэмпсон и Д. Кимура также предположили, что корковые структуры левого полушария, отвечающие за речь и праксис, и обладающие, как упоминалось выше, половым диморфизмом, по-видимому, характеризуются сенситивностью к активирующему действию гормонов (Kimura, 1983; Hampson&Kimura, 1988).

В дальнейшем этот вывод подтвердился результатами экспериментов М. Элтемус (А1temus, etal., 1989) о том, что преимущество правого уха в дихотическом тесте уменьшалось в конце лютеальной фазы цикла, перед менструацией и увеличивалось с началом фолликулярной фазы. Однако, по мнению В. Л. Бианки и Е. Б. Филипповой, этот наблюдавшийся эффект следует сопоставить с уровнем фолликулостимулирующих гормонов гипофиза, а не с уровнем эстрадиола, концентрация которого в этот период относительно невелика (Бианки, Филиппова, 1997, с.21).

В других экспериментах при изучении связи ФАМ с зрительно-мнемоническими функциями было показано, что доминирование правого полушария при опознании лиц снижается к предменструальной фазе (Heister, etal., 1989). Наибольшая же межполушарная асимметрия, сравнимая с "мужским" паттерном преобладания правого полушария в зрительно-пространственных тестах, наблюдалась у женщин во время менструации, когда уровень женских половых гормонов наиболее низкий. С перечисленными данными согласуется и более раннее наблюдение о том, что у нормально циклирующих женщин способность к арифметическим действиям увеличивается в лютеальную фазу цикла, а к называнию предметов - в предовуляторную (Wuttke, etal., 1975), что корреспондирует с результатами Е. Хэмпсон и Д. Кимуры, продемонстрировавших, что высокий уровень женских половых гормонов улучшает те способности, по которым традиционно «преуспевают» женщины.

X. В. Гордон и П. А. Ли изучали связь между выполнением зрительно-пространственных и вербальных тестов мужчинами и женщинами с уровнем содержания половых гормонов и гонадотропинов (Gordon & Lee, 1986). Ученые установили, что увеличение уровня ФСГ у мужчин понижает успешность выполнения пространственных тестов, а тестостерона наоборот повышает. В отношении лютеинизирующих гормонов гипофиза ученые фиксировали тенденцию к позитивной корреляции с вербальными, а также зрительно-пространственными способностями. На женской выборке была зарегистрирована схожая ситуация, однако менее четкая: отмечена положительная корреляция уровня лютеинизирующих гормонов гипофиза с выполнением вербальных тестов и отрицательная при решении зрительно-пространственных задач. При этом исследователи особо оговаривают, что в целом женщины успешнее выполняли вербальные задания, а мужчины — пространственные, и объясняют это большим содержанием гонадотропинов у женщин. С этими данными корреспондируют и результаты Л. Л. Робинсона и К. Керцман: наиболее низкий уровень выполнения зрительно-моторной задачи у женщин наблюдается в десятый день цикла и совпадает с максимальным содержанием фолликулостимулирующих гормонов гипофиза и повышенным содержанием эстрадиола (Robinson&Kertzman, 1990).

В. Л. Бианки и Е. Б. Филиппова считают, что клинические данные тоже подтверждают влияние половых гормонов на когнитивные способности в позднем онтогенезе (Бианки, Филиппова, 1997, с.22). Так, подростки на более поздних стадиях пубертации имеют преимущества в выполнении вербальных заданий, а дети того же возраста с задержкой полового развития - в зрительно-пространственных (Waber, 1976). Было отмечено, что пациенты с дефектами X-хромосомы и с недоразвитыми гонадами слабо выполняют пространственные задания. Напротив, у больных с избытком X-хромосом отмечается больше нарушений в вербальных способностях, чем в пространственных (Rovet&Netley, 1979; Wuttke, etal., 1975). В дальнейшем исследования показали, что аномально высокая концентрация гонадотропинов у подростков с отклонениями в пубертатном периоде увеличивает вербальные способности и склонности к логическому, последовательный анализу, а аномально низкая - зрительно-пространственные (Gordon, 1980).

Таким образом, один из основных выводов о влиянии гормонов на характер специализации полушарий мужского и женского мозга заключается в следующем: «…относительно высокий уровень гормонов и гонадотропинов в постнатальный период у мужчин и женщин облегчает выполнение заданий, считающихся типично женскими, т. е. вербальных тестов и последовательного праксиса, а недостаток этих гормонов способствует успешному решению задач, считающихся преимущественно мужскими, т. е. зрительно-пространственных и, вероятно, математических» (Бианки, Филиппова, 1997, с.22). В целом, ещё раз хочется подчеркнуть, что именно влияние гормонального фактора на особенности специализации мужского и женского мозга является наиболее изученным объектом. Здесь наблюдается и самая высокая степень достоверности получаемых результатов.

Существует и ряд теорий о генетической обусловленности латерализации некоторых функций и связанных с этим фактором гормональных влияний (Там же, с.23-24). Как уже упоминалось, для женщин характерно более частое и полное предпочтение правой руки, чем для мужчин. Согласно теории М. Аннетт, тенденция к правшеству определяется единственным геном rs(Annett, 1985). По мнению М. Аннетт, присутствие аллели rs в одной или обеих хромосомах, т. е. rs-|— или rs++ определяет латерализацию речи в левом полушарии и предпочтение правой руки. М. Аннет предполагает, что левши, амбидекстры и небольшое количество неполных правшей (с различными профилями асимметрии) не наследуют фактора правшества и характеризуются генотипом rs--. Такие лица составляют примерно 19 % популяции. Преимущество руки и церебральная латерализация у них детерминированы случайными факторами. Наибольшее число людей, около 49 %, являются гетерозиготными по данному признаку, то есть rs++. Аннетт высказала гипотезу, что встречаемость такого генотипа может быть выше среди лиц, имеющих родственников левшей. Она обнаружила также, что примерно 32 % людей имеют генотип rs++, что ведет к строгому доминированию левого полушария в информационных процессах, строгому правшеству (полный правый профиль асимметрии) и предпочтению вербальных стратегий в решении пространственных задач. По мнению автора, это в большей степени характерно для женщин, чем для мужчин с генотипом rs++, так как у мужчин левое полушарие и речь развиваются медленнее. При этом, В. Л. Бианки и Е. Б. Филиппова указывают на тот факт, что статистические данные о латерализации функций у левшей и правшей подтверждают взгляды М. Аннетт: около 62 % левшей, также как и 95 % правшей, характеризуются доминированием левого полушария в речевых процессах, тогда как правое полушарие контролирует речевые функции у 19 % левшей и 5 % правшей (Бианки, Филиппова, 1997, с.23).

В рамках этой гипотезы ряд ученых, развивая взгляды М. Аннет, предложили выделять два паттерна доминантности: стандартный и аномальный (Geshwind&Galaburda, 1985). При этом первый паттерн (стандартный), по их мнению, характеризуется полным доминированием левого полушария в вербальных процессах и движении ведущей руки и полным доминированием правого полушария при осуществлении зрительно-пространственных функций. Полагают, что такая функциональная специализация полушарий может считаться базовой, определяющей характеристикой человека как вида и в наиболее полном виде она присуща мужчинам - правшам.

К аномальному паттерну Н. Гешвинд и Дж. Галабурда предложили отнести все случаи функциональной асимметрии, отличающиеся от паттерна стандартного доминирования, что в той или иной степени характерно для женщин.

Они также считают, что индивидуальный паттерн функциональной асимметрии мужчин зависит от уровня тестостерона в пренатальный период. Ученые также высказали гипотезу, что аномально высокая концентрация андрогена или повышенная чувствительность мозговых структур плода к его воздействию замедляет рост определенных зон левого полушария, что компенсируется увеличением других зон коры, в частности, гомологичных зон правого полушария, а также незатронутых ипсилатеральных участков. Эти процессы могут привести к более симметричной организации функций вплоть до инверсии стандартного паттерна мозгового доминирования (цит. по Бианки, Филиппова, 1997, с.23). В этой работе также указывается, что случаи аномального доминирования при относительно небольших участках коры, функция которых тормозится под влиянием андрогенов, коррелируют с проявлением таких индивидуальных качеств как талант, особенно в области музыки, математики, а также незаурядными пространственными способностями. С другой стороны, аномальное доминирование полушарий, связанное с подавлением левополушарных функций, обусловливает трудности в обучении и различные речевые нарушения: заикание, дислексию и дезартрию, аутизм и имунные заболевания. Исследуя предпочтение руки у сотен испытуемых, ученые обнаружили, что заболеваниями иммунной системы страдают 11 % левшей и только 4 % правшей. Что касается затруднений в обучении и речевых нарушений, то эти явления встречаются в 10 раз чаще среди левшей и лиц, имеющих родственников-левшей. При этом такие нарушения встречаются чаще у мальчиков и обычно они коррелируют с предпочтением левой руки. Данный факт ученые объясняют ингибирующим влиянием тестостерона на левое полушарие (Geschwind & Galaburda, 1985). Таким образом, основной вывод Н. Гешвинда и А. Галабурды сводится к тому, что «…нарушение формирования внутриполушарных нейрональных ансамблей под влиянием андрогенов является механизмом "патологии превосходства" или "патологии дефекта"» (Бианки, Филиппова, 1997, с.24).

Анализируя влияние гормональных и генетических факторов на специфику межполушарной асимметрии мужского и женского мозга, В. Л. Бианки и Е. Б. Филиппова приводят и новейшие результаты, которые подтверждают выводы Н. Гешвинда и А. Галабурды. Так, женщины, имеющие родственников-левшей, зачастую не уступают мужчинам в пространственных способностях и успеваемости по математическим дисциплинам (Casey&Brabeck, 1989). А далее было показано, что при тестировании пространственных способностей у женщин была выделена группа лиц, которая намного лучше других выполняла задание на мысленное вращение. Именно у них, как выяснилось, в основном имелись родственники-левши (Casey&Brabeck, 1990).

Итак, пренатальное воздействие андрогенов как у мужчин, так и у женщин приводит к превосходству правого полушария и маскулинизации. Сходное влияние оказывает тестостерон на взрослых испытуемых. Эстрогены и гонадотропины способствуют активации функций левого полушария и снижению доминирования правого. Иначе говоря, превосходство женщин в речевых навыках, а мужчин в зрительно-пространственных и математических в значительной степени определяется влиянием половых гормонов. Результаты отдельных исследований на животных подтверждают данные о половом диморфизме церебральной организации человека и позволяют усомниться в том, что величина межполушарных различий является чисто эволюционным признаком, свидетельствующим об асинхронной эволюции мужского и женского пола.

Данные онтогенеза также показали сходные результаты: при исследовании латерализации функций у детей с дислексией и их родителей оказалось, что все дислексики, 90 % их родителей, братьев и сестер имели правополушарный профиль латерализации большинства функций. Среди детей, страдающих дислексией, было вдвое больше мальчиков, чем девочек, однако половых различий в степени латеральности не наблюдалось: преимущество правого полушария у отцов и братьев было таким же, как у сестер и матерей (Gordon, 1980).

Предположение о том, что левшество связано с маскулинизирующим влиянием гормонов в пренатальный период также подтверждается исследованиями, проведенными в последнее время. Так, уменьшение количества правшей и увеличение использования левой руки отмечено среди потомства (дочерей) женщин, принимавших эстрогены во время беременности (Schachter, 1994), и у женщин с адреногенитальным синдромом (Nass,etal., 1987). Увеличение количества левшей по сравнению с контрольной выборкой наблюдалось у женщин-гомосексуалисток (McCormicketal., 1990) и транссексуалов-мужчин (Watson, Coren, 1992), а также у женщин, интерпретирующих свою половую роль как мужскую (Casey, Nuttan, 1990). В работе ван Гузен (vanGoozenetal., 1994) сообщается, что в результате применения андрогенов у женщин-транссексуалок уже через несколько месяцев отмечено улучшение параметров зрительно-пространственных тестов и ухудшение вербальных способностей.

Е. И. Николаева полагает, что причины того, что ребенок одного пола может родиться с мозгом, соответствующим противоположному полу, могут быть разными. Как раз тот самый третий месяц вынашивания плода, когда формируется мозг по мужскому или женскому типу, для многих женщин является критическим. Это крайний срок, когда она может сделать аборт, и ей приходится решать, сохранить ребенка или нет. А гормон стресса – кортизол – подавляет функцию мужских половых желез у мужского зародыша, и его мозг начинает развиваться по женскому типу. В результате рождается мальчик с женским мозгом (Николаева, 1997).

Еще далеко не выявлены последствия широкого распространения гормональных препаратов. Гормоны, которые употребляет или раньше употребляла мать, также могут спровоцировать появление девочки с мужским мозгом и наоборот. Такие случаи описаны (Николаева, 2002).

Нарушения сексуальной ориентации могут иметь скрытую физиологическую природу. В 1991 г. было обнаружено, что интерстициальное ядро в одной из областей мозга у мужчин больше, у женщин меньше, а у гомосексуалистов занимает промежуточное положение (LeVay&Hamer, 1994). По их мнению, это открытие говорит в пользу того, что гомосексуальность имеет биологические основы. Были установлены и когнитивные различия между гомо- и гетеросексуальными мужчинами. Так, они показывали худшие данные по тестам пространственных способностей. Д. Кимура описывает также и эксперименты, проведенные в её собственной лаборатории Дж. Холлом, касательно идентификационных способностей: мужчины гомосексуалисты показали худшие результаты по сравнению с гетеросексуальными мужчинами в идентификации предметов, однако по опознанию цветов их результаты «опередили» результаты мужчин с традиционной половой ориентацией (Kimura, 1992). В результате нейропсихологического исследования этого контингента были выявлены специфические нарушения психических функций, близкие к наблюдаемым при недостаточности структур правого полушария головного мозга. Отмечались односторонние (в левой руке) дефекты сложных видов чувствительности, праксиса и левостороннее игнорирование; невозможность удержания заданного порядка и пространственной ориентации эталонных стимулов при запоминании; трудности оценки и манипулирования с объектами, несущими отрицательную эмоциональную окраску; специфические ошибки в счете. (Беляева, Семенович, Адигамов, 1992).

Другим фактом, описанным в литературе, является определенное накопление факторов моторного левшества у лиц с девиантным сексуальным поведением (Springer & Deutsch, 1983; и др.), а также среди би- и гомосексуалов (McCormic, et al., 1990) и у транссексуалов (Oriebeke, et al., 1991), что может быть отражением глубоких изменений функциональной организации мозга, характеризующихся диффузностью и относительной разобщенностью полушарий (Семенович, 1991).

Причиной возникновения таких изменений, по мнению ряда авторов, могут быть наследственная предрасположенность, наиболее вероятная при наличии левшества в роду, или искажение церебрального развития вследствие воздействия различных факторов в пренатальном и раннем постнатальном периодах (Bakan, etal., 1973), в том числе и гормональных сдвигов (Springer & Deutsch, 1983; Herron, 1980 - цит. по Семенович, 1991).

Следует особо подчеркнуть, что данных по лицам со смещенной сексуальной ориентацией (транссексуалов, гомосексуалов, бисексуалов и т. д.) в свете учения о ФАМ крайне интересны и перспективны. Более того, без них невозможна полная картина понимания связи полового диморфизма и ФАМ.

На сегодняшний момент уже сделаны первые шаги по изучению связи левшества с нетипичной половой ориентацией человека. Мы уже упоминали в главе о профилях асимметрии левшей, например, больше среди гомосексуалистов (Сергиенко, 2002, с.267). При этом практически отсутствуют данные по различиям в когнитивных способностях и особенностях проявления латерализации у этой группы людей. Не имеется и сопоставительных сведений по латерализации вербальных функций у лиц с иной нетрадиционной сексуальной ориентацией. Однако для всестороннего изучения «гендерного» параметра и его взаимосвязи с языком и речью, крайне интересными должны быть работы по исследованию нетипичных гендерных и сексуальных идентификаций личности и, естественно, отражение этого в языковых структурах. Заметим, что системное изучение категории «гендер» невозможно в отрыве от изучения понятия «сексуальность». И это направление исследований, затрагивающее процессы, передачи и воссоздания сексуальности, ресурсов её создания в речевых практиках и способы «запечатлеваемости» сексуальности в образах сознания достаточно многообещающе (Горошко, 2004a).

И если тема о связи сексуальности человека и церебральной организации его мозга является практически не исследованной для нейролингвистики, то в нейрофизиологии и психологии уже накоплен достаточный материал о взаимосвязи ФАМ с сексуальностью человека. Существует нейрофизиологическая концепция П. Флор-Энри (Flor-Henry, 1987), касающаяся роли полушарных отношений в организации и регуляции сексуального поведения (в том числе и аномального). Её суть -  полушарные нейрональные структуры непосредственно и достаточно жестко связаны с организацией тех или иных паттернов сексуальной активности. В рамках этой концепции предполагается, что в левом полушарии формируются вербально-идеаторные схемы сексуального поведения, которые затем передаются в правое полушарие, где эти схемы преобразуются в соответствующие моторно-двигательные паттерны сексуальной активности. При этом возникновение аномальных форм сексуального поведения рассматривается как следствие дефицитарности нейрофизиологических процессов формирования в левом полушарии "нормальных" вербально-идеаторных схем сексуальной активности либо как нарушение передачи этих "моделей" в правое полушарие или как недостаточность правополушарных нейрофизиологических механизмов, воплощающих эти схемы в конкретные "сексуальные" действия.

Однако связь именно левого полушария с формированием "схем" сексуальной активности, как и то, что эти схемы обязательно должны быть "вербально-идеаторными", вызывает большое сомнение у ряда исследователей и противоречит данным многочисленных исследований механизмов сексуального поведения животных и человека, указывающих на то, что формирование паттернов сексуальной активности ("конкретно-чувственных" по своей природе) обусловлено прежде всего деятельностью подкорковых и лимбических структур головного мозга (и преимущественно право-, а не левополушарных). Кроме этого, в рамках этой концепции полушарные механизмы сексуального поведения рассматриваются изолированно, в отрыве от анализа огромного массива данных, указывающих на связь полушарных отношений с общими процессами регуляции эмоций и "мотивированного" поведения (разновидностью которых и являются "сексуальные" эмоциональные реакции и сексуальное поведение) (Там же).

Поэтому некоторые ученые более продуктивным и обоснованным считают концептуальный подход, согласно которому полушарные нейрофизиологические механизмы регуляции сексуального поведения рассмотрены в контексте современных представлений о структуре и функциях полушарных лимбико-кортикальных систем регуляции эмоциональных и мотивационных процессов. Это позволяет сформулировать новую гипотезу психо- и нейрофизиологических механизмов формирования аномального сексуального поведения (Елисеев, Ткаченко, Петина, Куниковский, 1997).

По мнению многих авторов, органический фактор является обязательным этиопатогенетическим звеном в механизме формирования девиаций сексуального поведения и основное патологическое воздействие приходится именно на тот этап онтогенеза, когда еще не закончено биологическое созревание как морфологических структур, так и механизмов функционирования мозга (Ковалев, 1985; Имелинский, 1986; Money, 1990 и др.). Характер этих нарушений, преломляя весь ход церебрального развития, не может не находить своего отражения в актуальном состоянии психических процессов и специфике их мозговой организации. Их выявление и анализ должны иметь решающее значение для изучения патогенетических механизмов формирования и регуляции аномального сексуального поведения.

Однако, как полагают А. В. Елисеев и соавторы существующие данные в большинстве случаев не дают целостного представления об особенностях протекания психических процессов и их церебральной организации, о состоянии функциональных систем и мозговых факторов, которое могло бы быть положено в основу концептуальных моделей формирования и регуляции аномального сексуального поведения на уровне интегративной деятельности мозга (Елисеев, Ткаченко, Петина, Куниковский, 1997).

Данные о половом диморфизме в организации и функциях полушарных корковых структур мозга в норме, по мнению этих же авторов, скудны и противоречивы. При их рассмотрении создается ощущение, что различия в полушарной асимметрии между мужчинами и женщинами имеют достаточно тонкий характер (Там же). Так, предполагается, что в норме у женщин менее латерализованы и более развиты в обоих полушариях височно-теменные лимбико-кортикальные системы, анализирующие и оценивающие сенсорные эмоционально-ассоциированные (и положительные, и отрицательные) стимулы. Причем, вследствие того, что эти нейрональные системы более интенсивно развиваются в период раннего онтогенеза, они, по всей видимости, и более уязвимы при действии различных факторов, нарушающих процессы формирования структур головного мозга в этот период жизнедеятельности. У мужчин же, возможно, менее латерализованы и более развиты в обоих полушариях лобно-центральные лимбико-кортикальные системы, определяющие собственно "мотивационные" процессы организации поведения (ориентированного и на "достижение", и на "избегание"). Эти лобно-центральные нейрональные системы у мужчин являются, вероятно, и более уязвимыми в период раннего онтогенеза, что должно проявляться в большей выраженности у лиц мужского пола дизонтогенетических нарушений данных систем, в частности, в виде формирования аномальных паттернов полушарной асимметрии в рассматриваемых областях головного мозга.

В пользу вышесказанного говорит ряд хорошо известных фактов, касающихся полового диморфизма эмоциональных, мотивационных и личностных характеристик и нарушений у человека. Так, во-первых, женщины на психологическом уровне обычно более эмоциональны и более ситуационно- и социально-детерминированы в своем поведении, в то время как мужчины, напротив, менее эмоционально чувствительны и экспрессивны и более "самостоятельны" и активны в выборе и реализации индивидуальных форм своего поведения, что сопровождается и различной иерархией ценностей у женщин и мужчин в отношении "чувства" и "дела" и пр. (Eysenck , 1976; Кон, 1989; Русалов, 1993; Feingold, 1994 и др.).

У женщин существенно чаще встречаются различные дизонтогенетически обусловленные нарушения в аффективной сфере, в частности, биполярные расстройства (Ротштейн и др., 1997), в то время как расстройства влечений, в том числе и сексуального, отмечаются в основном у мужчин (Flor-Henry, 1987).

Итак, оканчивая обзор литературных данных, следует заключить, что половые различия, связанные с церебральной латерализацией функций, у человека исследовались по ряду направлений. Обычно, по каждому из изучавшихся параметров эмпирические данные и интерпретация этих данных исследователями были весьма разнообразны и зачастую противоречивы. Ряд авторов, вообще, предполагает, что кардинально эту фундаментальную проблему половых различий в церебральной  организации, по-видимому, трудно решить, оставаясь только на позициях антропоцентризма (Бианки, Филиппова, 1997, с.26). Сравнительно-физиологический, эволюционный подход к закономерностям работы левого и правого полушария и исследование моделей церебральной асимметрии у животных открывает, по их мнению, новые перспективы в понимании проблемы. Также крайне сложно решить эту проблему, оставаясь на позициях биодетерминизма. Проведенный анализ работ показал, что при изучении ФАМ и её связи с половым диморфизмом речевой деятельности, социальные факторы практически не учитываются. Необходимо систематическое, объективное исследование с учетом влияние всего спектра психофизиологических и социальных факторов, которое бы прояснило это проблему.

[ГЛАВНАЯ] [ЕЛЕНА ГОРОШКО ] [БИЗНЕС]